Анемометр разлетелся на куски прямо в руках. Лонгрен, в сотый раз поминая ненасутное брюхо Ланедхета, бросил теперь уже бесполезный прибор за борт, отдавая его на откуп черным, точно чешуя Хеликсем, волнам. Не видно ни зги, и даже сам Скиггай вряд ли сейчас мог разглядеть прижавшийся к скалистым берегам бухты шлюп, сложивший свои белые крылья парусов, съежившись под тяжелыми каплями дождя и шквалистым ветром, безнадежно бьющимся о мачты. Того и гляди схватит матроса за шиворот когтистой лапой и утащит под воду на корм Глотателю Кораблей...
И как же все это было некстати! Аэлнесс, до этого полдня простоявший на месте рулевого, до последнего надеялся войти в порт Марреда в сумерках, но шторм, проклятый шторм, заставил переложить курс к ближайшим фьордам. И уже который час, уцепившись всеми якорями за дно, "Жаворонок" стоически выдерживал атаки стихий, скрепя всеми досками и выгибаясь от каждого удара волн. Мокрые, промерзшие и просоленные до костей вахтенные во главе со своим капитаном с мрачной отрешенностью смотрели в самое сердце бури. И как будто видели аквамариновые и лазоревые переливы чешуи Ланедхета, беснующегося на гребнях волн.
Сердце герцога рвалось домой. Не стальные скалы родного острова манили Лонгрена, а слово данное жене. Он обещался, что не пройдет и двух месяцев, как он вернется к ней. Шел третий... И мужчина спешил, как может торопиться только проштрафившийся влюбленный. Сокол бранился без умолку и не терял надежды, что, стоит ветру чуть поутихнуть, тут же двинуться в путь. Старпом кривил губы в понимающей ухмылке, но ложными надеждами себя не тешил. Он был уверен, что буря начнет стихать лишь к утру.

Сложно судить о размерах дракона простому смертному. Крылатые гиганты, инстинктивно внушавшие благоговейный трепет перед своим величием. Величественные покровители стихий, если и не знающие все тайны мироздания, то способные найти истину даже в грязной морской пене. Лонгрен с гордостью носил знак дракона на теле, прекрасно понимая, что подобную отметку нужно не только заслужить, но и оправдывать каждодневной борьбой с собой. И теперь единственно правильным ответом на слова белого гиганта было действие. Гордый мужчина, суровый герцог, капитан, не проигравший ни одного сражения с неспокойным Ковчеговым морем, опустился на одно колено перед бесцветным драконом. В поступке этом не было ни наигранности, ни усилия над собой, ни внутренней борьбы, только естественная радость сильного духом человека, признающего свое уважение к наиболее достойному существу. Так герцоги Марреда склоняли головы и клинки перед первым из Морлотов. Остальная команда "Жаворонка" последовала примеру, - вряд ли в этом мире есть существо, которого пугающая красота и величие крылатых исполинов способно оставить равнодушным.
- Я рад приветствовать тебя в герцогстве Марред, Владыка трех стихий, - никогда в своей жизни Лонгрен не слышал о белых драконах. Сам здравый смысл подсказывал, что существование подобного существа в природе абсурдно. Но глаза не обманывали моряка, представшее перед ним существо даже посреди бушующей бури было белее снега, а на фоне черных скал казалось ослепительным. Легенды, забытые и не инстереные старшему сыну Пармиса, могли бы поведать, что к борту "Жаворонка" спустился сам Владыка времени, но даже знай о них Аэлнесс, все равно бы не поверил. - Я горд оказанной мне чести.
К всеобъемлющему восторгу и почтению примешивалась слабая в сравнении с чувствами, захлестнувшими герцога, мысль, что перед ним еще одно препятствие, мешающее прижать к груди единственное существо, ценимое им выше всего этого мира с его чудесами природы.